Благотворительность в России — тема по-прежнему сложная. С одной стороны, мы уже привыкли к различным фондам и осознали необходимость взаимопомощи. С другой, как эти фонды устроены и почему вообще они нужны при разносторонней поддержке государства — до сих пор понять не так-то просто.
Мы зададим Юлии Тарасовой, руководителю проекта поддержки особого детства «Дети.про плюс», 12 вопросов о работе в благотворительности, детях с нарушениями развития и задачах некоммерческих организаций (НКО). Это непростые вопросы, в чём-то даже неудобные, но есть надежда, что ответы на них помогут сделать благотворительность немного прозрачнее.
Неудобные вопросы о работе директора благотворительного проекта
1. Почему вы решили сделать благотворительность своей работой?
Я начинала как волонтёр, но моя волонтёрская деятельность быстро переросла в основную. Я стала уделять ей всё больше времени, познакомилась с разными людьми и занялась координацией волонтёров. А в какой-то момент мне предложили сделать проект помощи детям с особенностями развития и множественными нарушениями, и я согласилась. Меня настолько это захватило, что сегодня я не могу назвать «Дети.про плюс» работой — это образ жизни.
2. Чем занимается директор благотворительного проекта?
Он занимается примерно всем. Как и в любой небольшой организации все наши сотрудники — многостаночники. Руководитель НКО каждое утро вылетает как Чёрный Плащ и смотрит, что нужно сделать супер-срочно, что срочно, а что можно отложить. Ежедневно из вороха задач я отбираю первостепенные. Ими может оказаться и починка проектора, который мы используем для занятий у детей, и написание информационной справки для телевидения.
3. Почему сотрудники НКО получают зарплату?
Вначале у меня был такой драйв от того, что я делаю. Мне и правда было неловко получать за это деньги. Но эйфория проходит, а сложная рутина остаётся. Мы вынуждены всё время заниматься проектом и, наверное, эта работа должна оплачиваться, как и любая другая. Мы такие же люди и тоже хотим есть, спать и, страшно сказать, иногда куда-то ездить отдыхать.
Но в любом случае в благотворительность всегда приходят особые люди, и делая выбор в пользу работы в НКО, они понимают, что их заработок будет ниже рынка. Думаю, этим мы условно компенсируем то, что вообще получаем зарплату.
Неудобные вопросы об образовании в благотворительном секторе
4. Нужно ли специальное образование для работы в благотворительности?
С одной стороны, находясь внутри, ты очень быстро понимаешь, что благотворительность — особая область знаний. Я считаю, что её конечно надо изучать и неправильно работать по наитию.
Но с другой, каких-то магистерских программ как на западе у нас нет и обучением занимается пока само НКО-сообщество. Наиболее крупные фонды проводят курсы, организуют школы и ассоциации.
Сегодня в благотворительности работают как правило люди с психологическим, педагогическим и социальным образованием. Проработав пять лет, я сама пошла учиться на педагога-психолога.
5. Почему вы пошли учиться именно на педагога-психолога?
Наше в России психолого-педагогическое сообщество очень закрытое и достаточно снобское. Если ты хочешь на каком-то уровне с ними общаться, то постоянно будет подниматься вопрос: «Чему и где Вы учились?» Например, я захотела пойти на одну частную программу, но не смогла, потому что туда брали только педагогов-психологов.
В итоге я поступила в Московский государственный психолого-педагогический университет на факультет клинической и специальной психологии. Там как раз была открыта магистерская программа по детям с тяжёлыми множественными нарушениями развития, с которыми я и работаю в проекте «Дети.про плюс».
Думаю, это был правильный выбор. Обучение помогло мне почувствовать себя уверенней и еще больше опираться на проверенную теоретическую базу, выстраивая работу.
6. Как в России обстоят дела с научными наработками в области диагностики детей с нарушением развития?
У нас были и есть прекрасные педагоги-психологи. Такие метры как Г.Я. Трошин, Л.С. Выготский, С.Я. Рубинштейн, В.В. Лебединский, В.И. Лубовский и многие другие, которые внесли фундаментальный вклад в принципы работы и диагностики детей с особенностями развития. Но это всё было довольно давно и с тех пор, к сожалению, каких-то новых подходов или методов работы с такими детьми в России не появилось. И если психология у нас более или менее разработана, то педагогика, к сожалению, вообще нет.
Поэтому большинство методов и диагностических шкал, которые мы сегодня используем при работе с особенными детьми — зарубежные. Там эти дети давно находятся в образовательном поле и есть много организаций, специализирующихся на тех или иных расстройствах.
Но и там нет какой-то единой диагностической шкалы, по которой, по сути, и оцениваются дети. А те, что есть — имеют слишком широкий шаг и нам не подходят. К примеру, между ребёнком, который «берёт предмет» и «не берёт предмет», есть ещё много промежуточных этапов: «делает попытку взять», «делает попытку взять несколько раз к ряду» и так далее. Поэтому мы накапливаем опыт, сотрудники получаются магистерские степени и со временем, надеемся, накопленного опыта хватит для разработки новых более точных шкал.
Неудобные вопросы о семьях с особенными детьми
7. С какими трудностями сегодня сталкиваются семьи, воспитывающие детей с особенностями?
Сначала хочу сказать, что в нашей стране с каждым годом доля отказников с особенностями становится всё меньше и меньше. Сегодня больше 90% таких детей воспитываются в семьях. Но ни одни родители не планируют стать родителями ребёнка с особенностями, когда решаются на пополнение в семье. Поэтому для них это становится шоком.
Под влиянием стресса родители лезут в интернет и чаще всего наталкиваются там на какую-то совершенно не нужную им сейчас информацию. В итоге они тратят много сил, времени и денег, устают и не получают желаемого результата.
Это происходит от главной проблемы — отсутствия информации — и связанной с ней — неверно построенному маршруту. Если у мамы родился ребенок с ДЦП, то она не сама подбирает ему реабилитацию через интернет. А профессиональное сообщество должно объяснить ей к кому, в какой последовательности и зачем обратиться.
Кроме того, необходимо информировать общество в целом о том, что есть люди, отличающиеся от большинства. Если они будут встречаться в магазинах, детских садах, домах отдыха, то их перестанут бояться. Когда мы включим этих людей в общество, семьи, в которых появится ребёнок с нарушениями развития, не будут испытывать ужаса и думать, что их жизнь кончена.
8. Правда ли, что из семьи, воспитывающей особенных детей, как правило уходит отец?
По статистике и правда среди семей, где есть дети с тяжелыми нарушениями развития, много неполных. Мужчины острее переживают рождение особенного ребёнка, считая это собственной неудачей. Кроме того, у нас в культуре не развита психологическая помощь. В итоге стресс накапливается и мужчины, не зная что с этим делать, принимают решение уйти от проблемы.
У нас же в проекте всё наоборот: все семьи, кроме одной, полные. А в единственной неполной семье нет мамы. И даже психолог в «Дети.про плюс» — мужчина.
9. Где и как узнать о льготах от государства, которые положены детям с нарушениями развития?
Если у ребёнка установлена инвалидность, то для начала нужно получить справку в бюро медико-социальной экспертизы по месту жительства. С ней уже можно обратиться в органы социальной защиты населения для выстраивания дальнейшего маршрута и получения возможных льгот. К примеру, для инвалидов есть льготы на проезд, коммунальные платежи, сокращение рабочей неделя для родителей, ежегодный санаторий.
Можно получить и путёвку в центр социальной поддержки и реабилитации детей-инвалидов, , учреждение социального обслуживания полустационарного типа, по идее они есть в каждом районе Москвы. Мы сотрудничаем с одним из них — ГБУ ЦСПР «Роза ветров». Туда можно разместить ребёнка на пятидневку или оформить дневную форму пребывания как в детском саду. В это время родители могут работать и уделять время другим членам семьи, а дети будут находиться под присмотром специалистов.
Неудобные вопросы о проекте «Дети.про плюс»
10. Что проект «Дети.про плюс» делает такого, что не делает государство?
Наш проект вообще сложный с точки зрения продвижения и сборов, потому что он сам по себе сложный. Мы не отдельный детский садик, а скорее профессиональный сервис, который, по задумке, может реализовываться на любой базе, но пока реализуется на базе ГБУ ЦСПР «Роза ветров». То есть наш проект сотрудничает с государством, но добавляет те функции в ЦСПР, которых пока массово нет.
Например, мы выделяем на каждого подопечного тьютора, который всегда находится в Центре в тесном контакте с ребёнком и обучает его. Для полноценного развития ребёнку необходимы стбильные отношения хотя бы с одним взрослым. В случае детей-сирот — тьютор (в этом случае мы называем его «личным взрослым») в первую очередь удовлетворяет базовую потребность по привязанности ребёнка, а уже во вторую обучает его. Для детей семейных базовая привязанность — это их родители, но для эффективного обучения здесь также важно наличие связи между тьютором и ребёнком.
На первом этапе мы обучаем довольно простым на первый взгляд вещам: бывает, что дети не умеют играть, не понимают своё тело, не могут выразить какие-то пожелания. Раз в год у нас проходят консилиум, где мы разрабатываем индивидуальную программу сопровождения ребёнка. В ней обычно ставятся три, максимум пять, целей на год. Цели могут быть такими: научиться выпивать полстакана воды самостоятельно без поддержки или научиться отказываться и соглашаться социально приемлемым способом, доступным ребёнку (слова, жесты, взгляд).
11. Откуда проект берёт деньги?
Мы участвуем в грантах и собираем частные пожертвования. Также нам выделяет средства наш учредитель — служба помощи «Милосердие».
В адаптационный поездках — на кулинарные мастер-классы, в музеи, на прогулки, в Москвариум — нас сопровождают волонтёры. Ещё мы не тратим деньги на такие задачи как написание интервью, фотографирование, запись видео-ролика, их делают для нас другие волонтёры pro bono.
12. Стоит ли уговаривать человека переводить деньги в благотворительный фонд?
Я за спокойное, планомерное, широкое информирование через крупные СМИ, телевидение, наружную рекламу и тому подобное. Надо воспитывать культуру благотворительности в обществе как некоторую гигиену.
Ведь люди слабо понимают, что благотворительность возникает там, где у общества есть острая проблема и государство пока не готово решить её системно. И вот сейчас она решается силами неравнодушных людей. Помогать им в этом или надеяться, что нас не коснётся беда — что, например, у нас не будет ребёнка с особенностью — выбор каждого.
Я рассказываю о ситуации — вы решаете, хотите помочь или нет. Форсировать здесь — значит применять насилие, я против насилия. Мне не нравится, когда вторгаются к людям в личное пространство или начинают со смачными подробностями рассказать, о том, какая ужасная ситуация в семье. Этот подход апеллирует к жалости и страху, я же за информирование и разумность.
Проект реализуется в рамках конкурса грантов «Москва — добрый город» Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы.
Автор: Марина Скворцова
Благодарим за подготовку статьи
